Лорен Голднер
C русской революцией чаще всего ассоциируется 1917 год, но гораздо важнее определить, какое место эта революция занимала в общемировой приливной волне борьбы рабочего класса с 1917 по 1921 год (в Китае продолжавшейся до 1927 года), ускорившей окончание первой межимпериалистической мировой войны (1914-1918).
Эта приливная волна включала германскую революцию (1918-1921), захваты фабрик в северной Италии (1919-1920), общенациональную волну забастовок 1919 года в Великобритании, революцию в Венгрии (1919) и важные забастовки во Франции в 1919-1920 годах, в Испании с 1919 по 1923 год и в США (1919)
Эта борьба продолжала и усиливала довоенное брожение, связанное с Индустриальными Рабочими Мира в США, волной синдикалистских забастовок в Англии, Ирландии и Шотландии с 1908 по 1914 год, «красной неделей» в Италии в 1914 году и, прежде всего, с Русской Революцией 1905-1907 годов, которая ставила разные формы рабочих советов и, прежде всего, Советы рабочих депутатов в историческую повестку дня, как практическое открытие рабочего класса (а не творение теоретика) в ходе борьбы.
Как заявлял король Англии Георг VI – правда, не особо заслуживающий доверия как свидетель:
«Спасибо богу за войну! Она спасла нас от революции ».
И это мы упомянули только о всплесках в Европе и США. Часто забывают, что период с 1905 по 1914 год казался современникам эпохой нарастающих революций, включая Иран (1906), Мексику (1910-1920), Китай (1911) , и восстание в Индии (1909).
Эта борьба в полуколониальном и колониальном мире продолжалась после Первой мировой войны с продолжительным периодом брожения в Китае, с кульминацией в 1925-1927 гг., японскими рисовыми бунтами 1919 года, с южноафриканской всеобщей забастовкой 1922 года (довольно проблематичной[1]), левым офицерским переворотом в Бразилии в 1922 году, волной борьбы в Турции до 1925 года [2], Гилянским Советом в северном Иране и левым просоветским переворотом в Афганистане.
Лучшим наследием этих восстаний и революций для наших дней я считаю так называемых левых коммунистов – как германо-голландского, так и итальянского вариантов, – наиболее тесно связанных с такими фигурами, как Герман Гортер, Антон Паннекук и Амадео Бордига. У обоих вариантов общим было утверждение о том, что, в отличие от рабоче-крестьянского союза, который совершил «двойную революцию» в России, рабочий класс на Западе был одинок в своей борьбе и не мог соединиться с крестьянством, уже владевшим землей. Были также русские, которые согласились с западными течениями – такие, как «Рабочая группа» Мясникова.
(Изложение оценки неоднозначной роли Ленина и Троцкого, которые действительно были великими стратегами – но чья теория и практика организации при этом дала контрреволюции исходный толчок, к сожалению, удвоила бы длину этого короткого эссе).
Левокоммунистические течения были погребены отливом мировой революционной волны, наиболее ярко ознаменовавшимся разгромом Кронштадтского Совета в 1921 г., десятилетиями гегемонии Третьего Интернационала, руководимого из России, и сталинистской контрреволюцией, которую последний распространял по всему миру. То, что происходило в стране, в которой рабочий класс составлял не более 10% населения в 1917 году, превратилось из интермедии в основное действие – и так продолжалось в течение целой эпохи.
К перечисленным выше течениям я должен добавить имя Розы Люксембург.
Люксембург была убита слишком рано (январь 1919 года) для того, чтобы успеть определить четкую «пост-1918»-перспективу, полностью порвав с социал-демократией. Но ее труды о массовой забастовке после 1905 года, ее отказ от национализма и две ее работы по критике политической экономии актуальны сегодня точно так же, как и тогда, когда они были написаны. Не говоря уже о замечательной гуманности, выразившейся в ее письмах из тюрьмы во время мировой войны…
Я не согласен с левыми коммунистами, которые говорят (или шли к тому, чтобы сказать, как, например, Отто Рюле), что большевистская революция была буржуазной революцией с первого дня. Эта характеристика сложилась к началу 1920-х годов; во время самой Гражданской войны в России (1918-1921 гг.) левые коммунисты на Западе взрывали поезда с оружием и боеприпасами, шедшие к русским белогвардейцам. Совершенно независимо от тогда еще молодой Советской власти, в 1917 году произошло значительное расширение русской крестьянской коммуны, которая контролировала 98% территории России вплоть до сталинских «коллективизаций» в 1930 году [3].
В общем и целом, в то время как сегодня большинство этих имен и течений могут показаться лишь немногим более, чем окаменелостями, сохраненными в янтаре, – на самом деле они указывают, как путеводители в сегодняшний день, на возможный синтез лучшего наследия германо-голландских левых с итальянскими левыми коммунистами («бордигистами»). (Говорю это с полным осознанием того факта, что два течения ненавидели друг друга.) Элементы этого наследия будут включать в себя: совет, т. е. региональный орган рабочих, безработных и вышедших на пенсию пролетариев, который преодолевает разделение труда, материализованное на индивидуальном рабочем месте (см. критику Бордиги заводских советов, расхваленных Грамши); рабочие советы – как дополнение к региональным; теорию «двойной революции», характеризующую 1917 г. в России, и настаивание на политической независимости рабочего класса от любых «межклассовых» альянсов.
Я также склоняюсь к данной Бордигой характеристике Советского Союза (и его позднейших производных, вплоть до Китая и Вьетнама сегодня) как «перехода к капитализму». Это позволяет избежать безапелляционного и, по-моему, поверхностного термина «государственный капитализм», а также отвергает троцкистскую концепцию «рабочего государства».
Подытоживая сказанное: на сегодняшний день нет непрерывной нити ортодоксальной преемственности, которой мы можем следовать, есть лишь рекомендации. Новый международный синтез в теории и практике пролетарской революции – это текущая работа, и данная статья тоже является вкладом в нее.
Сто лет спустя после землетрясения 1917 года.
В 2017 году – в мире Трампа, Путина, Си, Дутерте, Моди, Эрдогана, Асада и Нетаньяху – может показаться, по крайней мере, «несовременным» говорить об очередном подъеме рабочего класса.
Однако достаточно взглянуть хотя бы на Азию – и прежде всего на Китай, с умножающимися каждый год «инцидентами» (то есть конфронтациями) (150 000 в 2016 году, в том числе несколько тысяч стачек); на Вьетнам, с тремя или четырьмя всеобщими забастовками за последнее десятилетие; на Камбоджу, где стачка следует за стачкой[4]; на Бангладеш с многочисленными забастовками и бунтами в секторах экспорта текстиля и одежды, в которых преобладают женщины; и на Индию[5], например, на борьбу рабочих на заводах Марути Судзуки, – чтобы усомниться в том, что сдержанность в оценке перспектив рабочей классовой борьбы так уж обоснована.
Задача состоит в том, чтобы найти «инвариант», который в каждом революционном подъеме, начиная с 1848 года, «вынуждал» пролетариат наемного труда искать и реализовывать новые формы борьбы. Если современным миром правит накопление капитала, то глобальный пролетариат наемного труда является «темной нижней стороной» этого мира – таким коллективным практическим субъектом, превращающимся в отчужденные формы вследствие стратегии фрагментации после 1970-х годов, кульминацией которой является продолжающаяся попытка «Uber-изации» ” этого класса. Мир, в котором доминируют прибыль, финансы и недвижимость (земельная рента), – это мир, в котором результаты человеческого труда выглядят идущими по человеческим головам, и только в исключительных условиях разрыва системы проявляется «класс для себя» – класс тех, чья ежедневно отчуждаемая деятельность лежит в основе вышеназванных отчужденных форм общества, – встает на ноги и шагает, словно в семимильных сапогах. Франко-прусская война, породившая Коммуну; поражение России в войне 1904-05 годов с Японией, приведшее к потрясениям в России и Польше 1905-07 годов; немецкие моряки в Киле, восставшие в 1918 году пред лицом неминуемой гибели против британской блокады, – это исторические примеры пролетариев, заталкиваемых в рамки логики системы и вопреки этому преодолевших ее.
Сегодня война в масштабах двух империалистических мировых войн была бы невыразимой катастрофой и, вероятно, ответила бы окончательно на вопрос «социализме или варварство?» в пользу последнего варианта. Сегодня, уже в течение долгого времени, варвары побеждают. Взять хотя бы печальный пример Соединенных Штатов, где мы видим, что «богатейшая страна мира» регулярно лидирует в «передовом капиталистическом» мире по смертям на рабочем месте. Соотношение доходов топ-менеджеров и рабочих увеличилось с 40:1 в 1970-х годах до 200-300:1 сегодня, при этом доля рабочих в ВВП ниже уровня 1945 года. В настоящее время (сентябрь 2017 года) массовые ураганы Харви и Ирма подчеркивают, что только для США умножение «климатических ЧП» является дополнительным доказательством (если этому вообще еще необходимы дополнительные доказательства) происходящих изменений климата.
Тем не менее, поскольку мы видим коммунизм как прежде всего «реальное движение, разворачивающееся на наших глазах» («Коммунистический манифест»), мы можем указать, в дополнение к вышеупомянутым продолжающимся забастовкам в Азии, на движения аргентинских пикетчиков 2001 г. и впоследствии; на чернокожих молодых людей из Фергюсона и Миссури, которые в 2014 году каждый день выходили на улицы после расстрела Майкла Брауна; на продолжающееся французское рабочее и молодежное сопротивление порабощающему трудовому законодательству, в настоящее время стоящему во главе повестки дня Макрона; на продолжающуюся рабочую борьбу на ключевом для Египта текстильном заводе в Эль-Махалле и на хлебные бунты в этой стране в марте 2017 года; на годы забастовок и бунтов в Греции против жесткой экономии Евросоюза, и на забастовки шахтеров в Южной Африке. Мы можем указать на насильственное общенациональное сопротивление очередному росту цен на бензин в Мексике в начале 2017 года и на вьетнамских рабочих, напавших на заводских охранников в марте 2017 года [6]. Это всего лишь несколько примеров, свидетельствующих о том, что «старый крот» не мертв.
Таким образом, лучше рассматривать столетие русской революции в более широком контексте потрясений 1917-1921 годов – не блаженно созерцая исторические потрясения далекого прошлого, но способствуя слиянию борьбы сегодняшней с завтрашней, с грядущим восстанием того класса, который «является ответом на загадку истории и знает, что он и есть тот самый ответ».
10 сентября 2017 г.
Перевел с английского Владислав Бугера
[1] Проблематичной потому, что южноафриканские забастовщики тогда подняли лозунг «Рабочие всех стран, объединяйтесь за белую Южную Африку» .
[2]. См. мою статью об этом периоде: http://breaktheirhaughtypower.org/socialism-in-one-country-before-stalin-and-the-origins-reactionary-anti-imperialism- thecase-of-turkey-1917- 1925/
[3] См. мою статью http://breaktheirhaughtypower.org/the-agrarian-question-in-the-russian-revolution-from-material-community-to-productivism-and-back/
[4] См. новую статью о значении искусства на сайте insurgentnotes.com .
[5] См. статью из Kamunist Kranti в №15 Insurgent Notes .
[6] Я благодарю блог «Nous sommes les oiseaux de la tempete qui s’annoncent» за эти и другие примеры: https://mail.google.com/mail/u/0/#inbox/15e65efbe9e4d76f
On the Extreme Margins of the Centennial of the October Revolution: The Legacy of 1917 We Can Affirm
Loren Goldner
The year 1917 is most closely associated with the Russian Revolution, but it is more important to locate that revolution in the global tidal wave of working-class struggle from 1917 to 1921 (continued up to 1927 in China), which the forced the end of the first inter-imperialist world war (1914-1918).
This tidal wave included the German Revolution (1918-1921), the factory occupations in northern Italy (1919-1920), the 1919 nationwide strike wave in Britain , revolution in Hungary (1919), and important strikes in France in 1919-1920, in Spain from 1919 to 1923, and in the U.S. (1919)
These struggles continued and amplified the pre-war ferment associated with the IWW in the U.S., the syndicalist strike wave in England, Ireland and
Scotland from 1908 to 1914, the “red week” in Italy in 1914, and above all the Russian Revolution of 1905-1907, which put workers’ councils and above all soviets on the historical agenda as the practical discovery of the working class in struggle, the product of no theoretician.
As such an unlikely witness as England’s King George VI put it,
“Thank God for the war! It saved us from the revolution.”
And these are only the upsurges in Europe and the U.S.. It is often forgotten that the period from 1905 to 1914 appeared to contemporaries as an era of mounting revolutions, including Iran (1906), Mexico (1910-1920), China (1911), and an uprising in India (1909).
These struggles in the semi-colonial and colonial world continued after World War I with the long period of ferment in China, culminating in 1925-1927, the Japanese rice riots of 1919, the (rather problematic) South African general strike of 1922[1], a left-wing officers’ coup in Brazil in 1922, the wave of struggles in Turkey up to 1925[2], the Gilan soviet in northern Iran, and a left-leaning, pro-Soviet coup in Afghanistan.
I see the best legacy to the present of these revolts and revolutions as the so-called left communists, of both the German-Dutch and Italian variants, most closely associated with figures such as Herman Gorter, Anton Pannekoek and Amadeo Bordiga. What both variants had in common was their assertion that, unlike the worker-peasant alliance which made the “dual revolution” in Russia, the working class in the west stood alone, and could not ally with the peasantry, which already had land. There were also Russians who agreed with the western currents, such as the Workers Group around Miasnikov.
(Assessing in any depth the ambiguous roles of Lenin and Trotsky, who were indeed great strategists, but whose theories and practice of organization gave the counter-revolution its point of departure, would unfortunately double the length of this short essay. )
The left-communist currents were buried, in the ebb of the world revolutionary wave, most memorably symbolized in the crushing of the Kronstadt soviet of 1921, by decades of hegemony of the Russia-centered Third International and the Stalinist counter-revolution it spread worldwide. What had been a side show, a country in which the working class was at most 10% of the population in 1917, became the
main show, for an epoch.
To these currents, I must add the name of Rosa Luxemburg.
Luxemburg was killed too early (January 1919) to define a clear post-1918 perspective fully breaking with Social Democracy. But her writings on the mass strike after 1905, her rejection of nationalism, and her two works on the critique of political economy are as relevant today as when they were written. Not to mention the remarkable humanity shown in her letters from prison during the world war.
I don’t agree with the left communists who say (or came to say, e.g.Otto Rühle,) that the Bolshevik Revolution was a bourgeois revolution from Day One. This characterization evolved by the early 1920’s; duringthe Russian Civil War (1918-1921) itself, the left communists in the west were blowing up trains carrying weapons and ammunitions to the Russian Whites. Quite aside from the brief power of the soviets, 1917 marked a vast expansion of the Russian peasant commune, which controlled 98% of Russian territory until Stalin’s “collectivizations” in 1930[3].
All in all, while most of these names and currents may seem, for the present, little more than fossils preserved in amber, they point, as a guidepost for today, to a possible synthesis of the best of the German-Dutch lefts with the Italian Communist Left (the “Bordigists”). (This in full recognition of the fact that the two currents
loathed each other.) These elements would include the soviet, i.e. the
regional body of working, unemployed and retired proletarians which overcomes the division of labor materialized in the individual workplace (Bordiga’s critique of Gramsci’s vaunted factory councils) ; workers’councils as an adjunct to the soviet; the theory of the “dual revolution” to characterize the Russian 1917, and the insistence on working-class political independence from any “cross-class” alliances.
I also lean toward Bordiga’s characterization of the Soviet Union (and later spinoffs, up to China and Vietnam today) as a “transition to capitalism”.
This avoids the peremptory and to my mind facile term “state capitalism” while also rejecting the Trotskyist concept of the “workers’ state”.
All this said, there is no unbroken thread of orthodox continuity we can retrieve for the present, but rather only guidelines. The new international synthesis is a work in progress, to which this is one contribution.
One Hundred Years After the Earthquake of 1917
In 2017, in the world of Trump, Putin, Xi, Duterte, Modi, Erdogan, Assad and Netanyahu, it may seem “non-contemporary” in the extreme to talk of the next world working-class upsurge.
To correct this reticence, one need, however, only look to Asia, with China in the lead, with more and more “incidents” (i.e. confrontations) every year (150,000 in 2016), including several thousand strikes; Vietnam, with three or four general strikes in the past decade; Cambodia, with strike upon strike[4]; Bangladesh, with numerous strikes and riots in the textile and clothing export sectors, in which women predominate; and India[5], such as at Maruti Suzuki.
The task is to locate the “invariant” that, in every revolutionary upsurge
since 1848, has “compelled” the wage-labor proletariat to seek and
implement new forms of struggle. If the world today is dominated by the accumulation of capital, the global wage-labor proletariat is its “dark underside”, the collective practical subject further inverted into alienated forms by a post-1970’s strategy of fragmentation, culminating in the ongoing attempted “Uberization” of the class. The world dominated by profit, finance and real estate (ground rent) is one in which the results of human labor seem to walk on their head, and only in the exceptional conjunctures of rupture does the “class for itself” of those whose daily alienated activity underpins those forms, stand upright and stride reality in seven-league boots. The Franco-Prussian War that sparked the Commune, the Russian defeat in the 1904-05 war with Japan that led to the eruption in both Russia and Poland of 1905-07, the German sailors in Kiel who in 1918 mutinied rather than face certain death against the British blockade, are past instances of proletarians pushed to the limits by the logic of the system, and who instead upended it.
A war today of the dimensions of the two inter-imperialist world wars would
be an unspeakable catastrophe, and would probably answer definitively the question of “socialism or barbarism?” in favor of the latter. Today, and for a long time, the barbarians have been winning. To take only the sad example of the United States, we see the “world’s richest country” regularly leading the “advanced capitalist” world in deaths on the job. The ratio of CEO to workers’ income has increased from 40:1 in the 1970’s to 200/300:1 today, with workers’ share of GDP at a post-1945 low. The
current (September 2017) massive hurricanes Harvey and Irma underscore, just for the U.S., the upward slope of “climate events” as further evidence, if evidence were needed, of climate change.
Nevertheless, because we see communism first of all “as the real movement unfolding before our eyes” (Communist Manifesto), we can point, in addition to the above-mentioned ongoing strike waves in Asia, to the movements of the Argentine piqueteros of 2001 and since, to the black youth of Ferguson, Missouri, who in 2014 went into the streets day after day following the shooting of Michael Brown, to the ongoing French worker and youth resistance to the gutting of the country’s labor laws, now high on the agenda of Macron, to the ongoing labor militancy at Egypt’s key Malhalla textile plant and the bread riots in that country in March 2017, to the years of strikes and riots against European Union austerity in Greece, and to the miners’ strikes in South Africa. We can point to the violent nationwide resistance to yet another increase in the price of gasoline in Mexico in early 2017, and Vietnamese workers who attacked factory guards in March 2017[6]. These are just a few of the examples indicating that the “old mole” is not dead.
We can thus best acknowledge the centennial of the Russian Revolution, in the larger context of the eruptions of 1917-1921, not in beatific contemplation of a historical rupture far in the past, but by contributing to the unification of the struggles of today and tomorrow, of the coming revolt of the class that “is the answer to the riddle of history, and knows itself to be that answer.”
[1] The South African strikers raised the slogan “Workers of the World
Unite for a White South Africa”.
[2] See my article on this period http://breaktheirhaughtypower.org/socialism-in-one-country-before-stalin-and-the-origins-of-reactionary-anti-imperialism-the-case-of-turkey-1917-1925/
[3] See my article http://breaktheirhaughtypower.org/the-agrarian-question-in-the-russian-revolution-from-material-community-to-productivism-and-back/
[4] See the new article of Art Mean at insurgentnotes.com .
[5] See the Kamunist Kranti article in Insurgent Notes no. 15, insurgentnotes.com ,
[6] I thank the blog “Nous sommes les oiseaux de la tempete qui s’annoncent”
for these examples and more: https://mail.google.com/mail/u/0/#inbox/15e65efbe9e4d76f
September 10, 2017
